Отец хотел что–то сказать, но на него напал кашель. Тяжелый, сухой, болезненный кашель. «Он кашляет все страшнее, — подумала Маришка Барринг, опуская лук. — Все страшнее и все чаще. Вчера раскашлялся, когда метился в козла. И на обед из–за этого была вареная лебеда. Терпеть не могу вареной лебеды. Ненавижу голод. И нужду».

Старый Барринг, хрипя, со стоном втянул воздух.

— В пяди от середки прошла твоя стрела, девка! В целой пяди! А ведь я говорил, чтобы так не дергать, спуская тетиву! А ты скачешь так, будто тебе червяк заполз между полужопками. И целишься слишком долго. Усталой рукой стреляешь! Только стрелы изводишь!

— Так я ж попала! И вовсе даже не в пяди, а всего полпяди от середины.

— Не пищи! Наказали ж меня боги, вместо парня девку–растяпу послав.

— И вовсе не растяпа я!

— Еще увидим. Стрельни еще разок. И помни, что я сказал. Стоять надо, словно в землю врытая. Целиться и стрелять быстро. Ну, чего морщишься?

— Потому что наговариваете на меня!

— Имею право. Я — отец. Стреляй.

Она натянула лук, надувшаяся и готовая разреветься. Он заметил это.

— Я люблю тебя, Маришка, — сказал он глухо. — Помни об этом всегда.

Она отпустила тетиву, как только перо коснулось губ.

— Хорошо, — сказал отец. — Хорошо, дочка.

И закашлялся жутко, хрипло.

Смуглый лучник на галерее погиб на месте. Стрела Мильвы угодила ему под левую подмышку и вошла глубоко, больше чем на половину древка, ломая ребра, разрывая легкие и сердце.

Выпущенная долей секунды раньше красноперая стрела смуглого стрелка угодила Мильве низко в живот и вышла сзади, разбив таз, разорвав кишки и артерию. Лучница упала на пол, словно ее ударили тараном.

Геральт и Кагыр закричали в один голос. Не обращая внимания на то, что увидевшие падение Мильвы стрелки с галереи снова взялись за луки, они выскочили из–за прикрывающего их портика, схватили лучницу и вытащили, презирая град стрел. Одна из стрел зазвенела, ударив по шлему Кагыра. Другая, Геральт поклялся бы, прочесала ему волосы.

Мильва оставила за собой широкую блестящую полосу крови. В том месте, где ее положили, мгновенно разлилась по полу огромная лужа. Кагыр ругался, руки у него тряслись. Геральт чувствовал, как его охватывает отчаяние. И ярость.

— Тетечка! — крикнула Ангулема. — Тетечка, не умирай! Тетечка!

Мария Барринг открыла рот, ужасно кашлянула, выплевывая кровь на подбородок.

— Я тоже люблю тебя, папка, — сказала она совершенно отчетливо.

И скончалась.

Бритые аколиты не могли справиться с вырывающейся и орущей Цири, на помощь поспешили прислужники. Один, которого она ловко пнула, согнулся в три погибели и упал на колени, обеими руками хватаясь за промежность и лихорадочно ловя ртом воздух.

Но это только разъярило остальных. Цири получила кулаком по шее, раскрытой ладонью по лицу. Ее перевернули, кто–то крепко пнул в бедро, кто–то уселся на лодыжки. Один из бритых аколитов, молодой, со злыми желто–зелеными глазами, придавил коленями ее грудь, вцепился в волосы и крепко рванул. Цири взвыла.

Аколит тоже взвыл. И вытаращился. Цири увидела, как из его бритой головы фонтаном брызнула кровь, пачкая белый лабораторный халат чудовищным рисунком.

В следующее мгновение в лаборатории разверзся ад.

Загрохотала выворачиваемая мебель. Пронзительный звон и хруст бьющегося стекла слился с безумным воем людей. Разливающиеся по столам и полу декокты, фильтры, эликсиры, экстракты и другие магические субстанции перемешивались и соединялись, некоторые при соприкосновении шипели и взрывались клубами желтого дыма. Помещение мгновенно заполнил ядовитый смрад.

Сквозь дым, сквозь проступившие от вони слезы Цири с ужасом видела, как по помещению с невероятной быстротой мечется что–то черное, напоминающее гигантского нетопыря. Видела, как нетопырь на лету задевает за людей, как те, кого он задевает, с криком валятся на пол. На ее глазах пытавшегося бежать прислужника подхватило с пола и швырнуло на стол, где он извивался, брызгал кровью и хрипел, окруженный разбитыми ретортами, перегонными кубами, пробирками и колбами.

Разлившиеся смеси брызнули на лампу. Зашипело, завоняло, и в лаборатории неожиданно вспыхнул огонь. Волна жара развеяла дым. Цири стиснула зубы, чтобы не закричать.

На стальном кресле, том, что предназначалось для нее, сидел худощавый седовласый, одетый в элегантный черный костюм, мужчина. Он спокойно грыз и сосал шею перекинутого через колено бритого аколита. Тот тоненько попискивал и конвульсивно подрагивал. Напряженные ноги и руки у него ритмично подергивались.

Мертвенно–синие язычки пламени плясали по металлической крышке стола. Реторты и колбы с гулом взрывались одна за другой.

Вампир оторвал острые клыки от шеи жертвы, уставился на Цири черными, как агаты, глазами.

— Бывают обстоятельства, — проговорил он менторским тоном, слизывая кровь с губ, — когда просто невозможно не напиться. И не пугайся, — улыбнулся он, видя ее мину. — Не пугайся, Цири. Я рад, что нашел тебя. Меня зовут Эмиель Регис. Я, сколь странным это ни покажется, друг ведьмака Геральта. Прибыл вместе с ним, чтобы тебя спасти.

В пылающую лабораторию влетел вооруженный наемник. Друг Геральта повернул к нему голову, зашипел и выставил клыки. Наемник дико взвыл. Его вой долго еще не стихал вдали.

Эмиель Регис сбросил с колена неподвижное, обмякшее как тряпка тело аколита, встал и совсем по–кошачьи потянулся.

— И кто бы мог подумать? — проговорил он. — Такой хмырь, а до чего шикарная в нем была кровь. Это называется «скрытые достоинства». Разреши, Цирилла, проводить тебя к Геральту.

— Нет, — буркнула Цири.

— Тебе незачем меня бояться.

— А я и не боюсь, — возразила она, героически сражаясь с зубами, которые принялись было отбивать дробь. — Не в этом дело. Но где–то здесь в узилище находится Йеннифэр. Я должна ее как можно скорее освободить. Я боюсь за Йеннифэр… Пожалуйста, господин…

— Эмиель Регис.

— Предупредите, добрый господин, Геральта, что здесь Вильгефорц. Это чародей. Могущественный чародей. Пусть Геральт будет внимательным.

— Тебе следует быть внимательным, — повторил Регис, глядя на тело Мильвы. — Потому что Вильгефорц — могущественный чародей. А она освобождает Йеннифэр.

Геральт выругался.

— Дальше! — крикнул он, чтобы криком поднять у своих упавший дух. — Вперед!

— Я чувствую в себе, — зашипел вампир, жутко улыбаясь, — такую силу, что мог бы, наверное, весь этот замок развалить!

Ведьмак подозрительно глянул на него.

— Ну, вряд ли надо так–то уж, — сказал он. — Но пробейтесь на верхние этажи и наделайте немного шума, чтобы отвлечь от меня внимание. Я попытаюсь отыскать Цири. Не нравится мне, ох не нравится, что ты оставил ее одну, вампир.

— Она потребовала, — спокойно объяснил Регис, — таким тоном и поведением, которые исключали дискуссию. Признаться, она меня удивила.

— Знаю. Идите на верхние этажи. Держитесь! Я попробую ее отыскать. Ее либо Йеннифэр.

Он нашел, к тому же очень быстро.

Налетел на них случайно, совершенно неожиданно, выбежав из–за поворота коридора. И увидел. И картина эта вызвала такой приток адреналина, что у него прямо–таки закололо в сосудах на кончиках пальцев.

По коридору несколько верзил волокли Йеннифэр. Чародейка была избита и закована в цепи, что, однако, не мешало ей вырываться, брыкаться и ругаться не хуже портового грузчика.

Геральт не дал верзилам очухаться от неожиданности. Ударил только один раз, только одного, коротко, от локтя. Мужик заскулил по–собачьи, завертелся и с грохотом и звоном врезался головой в стоящие в нише латы, сполз по ним, размазывая кровь по пластинам.

Остальные — их было трое — отпустили Йеннифэр и отскочили. Кроме четвертого, который схватил чародейку за волосы и приставил ей нож к горлу над самым двимеритовым ошейником.