— Эй! — раздалось вдруг. — Эй, стиляга!

Тельико удивленно обернулся. Из–за палатки вышла Веспуля, бурно раскачивая бюстом и осматривая поэта зловещим взглядом.

— За девками бегаешь, изменщик? — прошипела она, все призывнее размахивая грудью. — Песенки распеваешь, сукин кот?

Тельико снял шапочку и поклонился, широко улыбаясь характерной Лютиковой улыбкой.

— Веспуля, дорогая, — сказал он ласково. — Как же счастлив вновь видеть тебя. Прости, сладенькая моя! Я должен тебе…

— Должен, должен, — прервала Веспуля громко. — И все, что должен, сейчас заплатишь!

Огромная медная сковорода блеснула на солнце и с глубоким звучным стоном опустилась на голову допплера. Тельико с неописуемо глупой гримасой, застывшей на лице, покачнулся и упал, раскинув руки, а его физиономия начала вдруг изменяться и расплываться, переставая походить на что–либо. Видя это, ведьмак прыгнул к нему, на бегу срывая с прилавка ларька огромный ковер. Бросив ковер на землю, он двумя пинками загнал на него допплера и быстро, но плотно завернул.

Усевшись на упаковку, отер лоб рукавом. Веспуля, не отпуская сковороду, зловеще поглядывала на него. Толпа густела.

— Он болен, — сказал ведьмак и вымученно улыбнулся. — Это ради его пользы. Не давите, добрые люди, бедняге нужен воздух.

— Вы слышали? — спокойно, но звучно спросил, проталкиваясь сквозь толпу, Ляшарель. — Давайте не будем! Давайте разойдемся! Сборища запрещены. Караются штрафом!

Толпа мгновенно рассредоточилась, но только для того, чтобы проявить Лютика, резвым шагом приближающегося под звуки лютни. Увидев его, Веспуля дико взвизгнула, упустила сковороду и помчалась через площадь.

— Что с ней? — спросил Лютик. — Дьявола увидела?

Геральт поднялся с ковра, который тут же начал слабо шевелиться.

Ляшарель медленно подошел. Он был один, его личной охраны видно не было.

— Я бы не стал подходить близко, — тихо проговорил Геральт. — Если б я был вами, милсдарь Ляшарель, я бы не подходил.

— Серьезно? — Ляшарель сжал узкие губы, холодно глянул на него.

— Если б я был вами, милсдарь Ляшарель, я прикинулся бы, будто ничего не видел.

— Это уж точно, — произнес Ляшарель. — Но ты не я.

Из–за палатки прибежал Даинти Бибервельт, запыхавшийся и вспотевший. Увидев Ляшареля, он, посвистывая и заложив руки за спину, остановился, сделав вид, будто рассматривает крышу амбара.

Ляшарель подошел к Геральту. Очень близко. Ведьмак не пошевелился, только прищурился. Несколько мгновений они глядели друг на друга, потом Ляшарель наклонился к свернутому ковру.

— Дуду, — сказал он, обращаясь к тисненным козловой кожей, странно деформированным башмакам Лютика, торчащим из свернутого ковра. — Копируй Бибервельта, живо.

— Почему? — крикнул Даинти, отводя глаза от амбара. — Зачем?

— Тихо, — сказал Ляшарель. — Ну, Дуду, как ты там?

— Готово, — глухо донеслось из ковра. — Готово… Сейчас…

Торчащие из ковра козловые башмаки разлились, размазались и превратились в покрытые шерстью босые ступни низушка.

— Вылезай, Дуду, — сказал Ляшарель. — А ты, Даинти, помалкивай. Для людей все низушки на одно лицо. Правда?

Даинти что–то невнятно пробормотал. Геральт, все еще щурясь, подозрительно глядел на Ляшареля. Наместник выпрямился и осмотрелся. К тому времени от зевак, которые еще удерживались поблизости, остался только утихающий вдали топот деревянных башмаков.

Даинти Бибервельт–2 выбрался из рулона, чихнул, сел, протер глаза и нос. Лютик, присев на валяющийся рядом ящик, тренькал на лютне с выражением умеренного любопытства на лице.

— Кто это, как ты думаешь, Даинти? — мягко спросил Ляшарель. — Он здорово похож на тебя, тебе не кажется?

— Это мой троюродный брат со стороны отца, — выпалил низушек и осклабился. — Близкий родственник. Дуду Бибервельт из Почечуева Лога, крупный спец по торговым операциям. Я как раз решил…

— Да, Даинти?

— Я решил назначить его своим представителем в Новиграде. Как ты на это смотришь, братец?

— Ах, благодарю, братец, — широко улыбнулся близкий родственник по отцовской линии, гордость клана Бибервельтов, крупный спец в торговле. Ляшарель тоже улыбнулся.

— Ну как, исполнилась мечта? — буркнул Геральт. — О жизни в городе? И что только вы находите в этих городах, Дуду… и ты, Ляшарель?

— Пожил бы в вересковых зарослях, — ответил Ляшарель, — поел бы корешков, вымок бы и перемерз, так знал бы. Нам тоже кое–что полагается от жизни, Геральт. Мы не хуже вас.

— Нет, — кивнул Геральт. — Не хуже. Бывает даже, лучше. А что с настоящим Ляшарелем?

— Удар его хватил, — шепнул Ляшарель–2. — Уж месяца два как. Апоплексический удар. Да будет земля ему пухом, да светит ему Вечный Огонь. Я как раз был поблизости… Никто не заметил… Геральт? Надеюсь, ты не станешь…

— Чего никто не заметил? — спросил ведьмак с каменной физиономией.

— Благодарю, — шепнул Ляшарель.

— И много вас тут?

— А это важно?

— Нет, — согласился ведьмак. — Не важно.

Из–за фургонов и палаток вылетела трусцой невысокая, локтя в два, фигурка в зеленой шапочке и кроличьей шубейке.

— Господин Бибервельт, — засопел гном и замолчал, водя взглядом от одного низушка к другому.

— Я думаю, малыш, — сказал Даинти, указывая на троюродного брата со стороны отца, — у тебя дело к моему кузену, Дуду Бибервельту. Говори. Вот он.

— Щаверий сообщает, что пошло все, — сказал гном и широко улыбнулся, показав остренькие зубки. — По четыре кроны за штуку.

— Похоже, я знаю, о чем речь, — сказал Даинти. — Жаль, нет здесь Вивальди, тот бы мигом подсчитал доход.

— Позволь, братишка, — проговорил Тельико Луннгревинк Леторт, сокращенно Пенсток, для друзей Дуду, а для всего Новиграда — член многочисленной родни Бибервельтов. — Позволь, я подсчитаю. У меня идеальная память на цифры. Как и на многое другое.

— Изволь, — поклонился Даинти. — Изволь, братишка.

— Расходы, — наморщил лоб допплер, — были небольшие. Восемнадцать за масло, восемь пятьдесят за рыбий жир, хммм… Все вместе, включая шнурок, сорок пять крон. Выручка: шестьсот по четыре кроны, то есть две тысячи четыреста. Комиссионных никаких, потому как без посредников…

— Будь добр, не забудь о налоге, — напомнил Ляшарель–2. — И учти: перед вами представитель городских властей и церкви, который серьезно и честно относится к своим обязанностям.

— От налогов освобождено, — сообщил Дуду Бибервельт. — Потому что это продажа на святые цели.

— То есть?

— Смешанные в соответствующих пропорциях рыбий жир, воск, масло, подкрашенные каплей кошенили, — пояснил допплер, — достаточно налить в глиняные миски и в каждую сунуть кусочек шнурка. Зажженный шнурок дает отличное красное пламя, которое держится долго и почти не пахнет. Вечный Огонь. Богослужителям нужны были лампы для Вечного Огня. Теперь уже не нужны.

— Черт возьми, — буркнул Ляшарель. — Верно… Не лампы, лампады были нужны… Дуду, ты гений.

— В мать пошел, — скромно проговорил Тельико.

— А как же, вылитая мать, — подтвердил Даинти. — Вы только взгляните на его умные глаза. Истинная Бегония Бибервельт, моя любимая двоюродная тетя.

— Геральт, — простонал Лютик. — Он за три дня заработал больше, чем я пением за всю свою жизнь!

— На твоем месте, — серьезно проговорил ведьмак, — я бы забросил пение и занялся торговлей. Попроси, может, возьмет тебя в ученики.

— Ведьмак, — Тельико потянул его за рукав. — Скажи, чем можно тебя… отблагодарить…

— Двадцать две кроны.

— Что?

— За новую куртку. Смотри, что осталось от моей.

— Знаете что? — вдруг крикнул Лютик. — Пошли вместе в бордель! В «Пассифлору»! Бибервельты платят!

— А низушков туда пускают? — забеспокоился Даинти.

— Пусть попробуют не пустить. — Ляшарель состроил грозную мину. — Пусть только попробуют, и я обвиню весь их бордель в ереси.

— Ну! — воскликнул Лютик. — Тогда все в порядке. Геральт? Идем?

— А знаешь, Лютик, — тихо рассмеялся ведьмак, — с удовольствием.